Только любители отвратительной бруталистской архитектуры могут назвать недавние постройки Душанбе исторической архитектурой.
Города, построенные колониалистами, предназначались для них самих и отвечали их вкусам. Абсурдно ожидать, что современные таджики будут сохранять их как бесценное наследие прекрасного прошлого.
Только любители отвратительной бруталистской архитектуры могут назвать недавние постройки Душанбе исторической архитектурой.
Уверен, через десять-двадцать лет таджики будут сожалеть, что стерли с лица земли наследие 20-го века. Советская или несоветская, это была поразительная и красивая школа архитектуры. Сейчас они ее ломают, не понимая, что теряют очень многое.
В предыдущей моей статье о «Сказке» речь шла о доме 1964 года постройки, дни которого сочтены. Это был дом, который помимо Малики Сабировой, могли бы украшать памятные доски в честь Гульчехры и Лолы Сулаймоновых, Сабохат Айни, академиков Пулата Бабаджанова и Олега Добровольского, и еще десятка достойных людей нашей страны.
В этой же публикации мы решили поговорить о доме пока невредимом, но не менее замечательном и более старом, а именно доме № 4/1 на ул. Академиков Раджабовых (бывший проспект Куйбышева, дом 9). В этом доме прошли самые ранние годы жизни автора этих строк.
Дом, в высоченные в ту пору три этажа, красивой п-образной планировки, был построен в 1937 году.
Почему он был назван «Московским магазином»? Потому что на первом его этаже был стильный – «как в Москве» – магазин промышленных товаров №1 Таджикпромсоюза.
В Душанбе есть еще, как минимум, два похожих здания: «Дом Тканей» напротив Президиума Академии наук, и снесенный недавно «Дом с амфорами» на ул. Бухоро.
«Московский» является частью комплекса, включающего здания вокруг фонтана на площади 800-летия Москвы, бесспорным апофеозом коего признан архитектурный шедевр – театр Оперы и Балета им. С. Айни.
«Московский магазин», с его замечательной архитектурой, особенно ценен как важный знак времени, идеологии и народной памяти.
Архитектура и власть
Душанбе – не Самарканд, не Бухара, и даже не Худжанд. Это город, не имеющий собственной, уходящей в далекое прошлое традиции урбанистической архитектуры.
Когда в январе 1925 года на левый берег реки «Душанбинка» взобралось прибывшее из Бухары руководство республики, оно не нашло там ни одного кирпичного здания, в котором можно было бы разместить правительство.
О Душанбе столетней давности сегодня напоминает лишь планировка север-юг, вдоль двух каналов, снабжавших город водой варзобских гор. За сто лет, архитектурная история города пережила несколько этапов.
Дом, о котором идет речь, относится к так называемому социалистическому классицизму периода 1933-1953 гг. Сталинская архитектура – это монументальные, роскошные здания с арками, колоннами, портиками и пилястрами.
Пришедший к власти в 1953 году Никита Хрущев заявил, что архитектура его предшественника изобилует ненужными и вредными «излишествами». Он взял курс на социалистический модернизм – строительство дешевого и доступного жилья, основанного на преимущественном использовании цемента.
Строительство «Московского магазина» и соседних ему зданий проходило под влиянием плана реконструкции Москвы 1932 года, который стал образцом для подражания для всех больших советских городов, к коим предстояло приравнять и молодую таджикскую столицу.
В этом смысле Сталинабад можно смело назвать «младшим братом» Москвы.
Для разработки и реализации планов реконструкции столиц союзных республик направлялись специалисты из Москвы, Ленинграда и других крупнейших городов СССР.
На момент сдачи дома в 1937 г. население города составляло примерно 90 тысяч. В то время в многоквартирных домах с водопроводом и канализацией жили избранные. Большинство же сталинабадцев ютились в бараках различной степени комфортности, но с непременной общей колонкой и сортиром во дворе.
Примыкающий к «Московскому магазину» район от ул. Айни вплоть до старого аэропорта и Текстилькомбината, например, был застроен трущобами и назывался в народе «Шанхаем», в котором посторонним было опасно появляться даже днем.
Привыкших к дворам-хавли и живших большими семьями таджиков там было мало, но зато было много приезжих: русских, украинцев, евреев (но не бухарских, те жили в своей слободе с синагогой у Путовского-Баракат базара), сосланных немцев, кавказцев, неполных семей, семей с инвалидами войны, освободившихся из заключения. Был такой барак и во дворе «Московского».
Время было несытое, часто дети из неблагополучных семей увидев еду в наших руках, подходили и просили поделиться.
Таджики тогда жили в основном в небольших городках и в сельской местности и Сталинабад-Душанбе был для них большим городом, национальной столицей, центром культуры, науки и образования. Приезжали в молодую столицу и таджикские интеллигенты из Самарканда, Бухары, районов Ленинабадской области.
Приведу рассказ моей двоюродной тети Зебохон:
«В августе 1954 г., мы, 13 девушек Канибадама, были отобраны для учебы в недавно открывшемся в столице женском институте. Чиновник из министерства, который отбирал абитуриенток, по фамилии Рахимов, полетел самолетом, а нас отправил на грузовике, не сказав при этом водителю, куда именно везти. С большим трудом, в первом часу ночи мы добрались до Сталинабада и стали думать, что дальше? И тут я вспомнила адрес: проспект Куйбышева, «Московский магазин»! Добрались без труда, стучим в дверь, открывает моя милая сестра Фотимахон и видит меня, а за мной вереницу девушек с сеточками в руках – полный подъезд! Нас тут же пригласили в дом, постелили одеяла на пол, и мы, уставшие от долгого пути, тут же заснули. Проснулись поздно, когда хозяин квартиры уже ушел на работу. Потом сестра объяснила нам куда именно, и как добираться. Мы сели в городской однодверный автобус и поехали по проспекту Ленина в Пединститут».
Вот такая история. А ведь у нас была небольшая «двушка» и семья из 7 человек.
Жильцы
Одно перечисление имен жильцов дома, вызывает трепет и почтение. Помню академика Парадоксова Л.Ф., патриарха таджикской офтальмологии. У него было две огромные собаки, которых мы, дошколята, страшно боялись.
Уважаемый Тимур Гафарович Валамат-Заде напомнил мне, что в доме жили еще академики: Алаутдин Богоутдинов (философия), Абдугани Мирзоев (востоковедение), Иосиф Калонтаров (химия), Ибадулла Нарзикулов (экономика), Мукаррама Касымова (филология).
Руководители республики: Таир Пулатов (его сын – Азам Таирович, академик, главный детский хирург), Курбан Мирзоев (сын-Рустам – зампред Совета Министров, член-корр. АН), большая семья Хола Якубова (сыновья Наим – ректор Политехнического Института, Нариман – министр транспорта и еще три замечательных сына и дочь).
С. З. Мирошниченко (министр мелиорации, жена – директор строительного техникума). Наши соседи по лестничной клетке ученый-филолог и мой учитель Абдурахман Бухаризаде (жена Таисия Алексеевна, два сына и три дочери-красавицы) и инженер А. Рытиков.
Вспоминаются физик Хашим Садыков (его дочь – Татьяна поющая «Под музыку Вивальди» в дуэте с Сергеем Никитиным, и сын Юра, мой одногодка) и Хабиб Ахрори, переводчик произведений Ленина (жена Тамара и дочь Ситора).
Это еще не всё. Народные артисты СССР балетмейстер Гафар Валамат-Заде, его сын-инженер Тимур и дочь-пианистка Дильбар, Туфа Фазылова с сыном, киноактером Маратом Ариповым, а также танцовщица Ашура Насырова.
Поэты Абдусалом Дехоти и Али Бабаджан тоже жили в этом доме. Были еще Раджабовы из рода академиков Раджабовых (сын Эдуард проживает в доме по настоящее время), Палий, Рузибаевы, Березины, Уруновы.
Среди обитателей дома были эвакуированные в годы войны, например, семья Брискман (каракулевод) и его зять М. Вольберг – композитор, автор музыки к балету «Голубой ковер» – беженцы из Польши.
Шаргородский (чинил примусы) с сыном Толиком и дочерью Аллой, и Грановы (глава семьи работал в системе ЦК партии, жена – солистка оперы) – беженцы из Одессы.
Семья Бачуковских (муж работал в системе АН) и семья профессора Стрелюхина – прибыли из блокадного Ленинграда. Таджикистан и «Московский» стал для них убежищем и родным домом.
Репрессированные
Первым заведующим «Московского магазина» был мой дядя по маме Худжахон Маннонов, сын канибадамского феодала (туры) и духовного лица, скончавшегося в 1921 году. По ложному обвинению в «растрате» дядю арестовали в марте 1938-го (когда маме не было и 17 лет) и, не мешкая, решением Коллегии НКВД Сталинабада, во внесудебном порядке, осудили на 10 лет.
Он отбывал срок в Пермской области. Последнее письмо семья получила от него в конце 1941 года, в котором дядя сообщал, что его могут послать на фронт. Умер ли он в заключении, погиб ли в бою, мы не знаем.
Как вспоминает Тимур Валамат-Заде, в те годы было репрессировано огромное количество представителей таджикской интеллигенции. После войны был осужден и строил Волго-Донской канал Богоутдинов. Он вернулся оттуда с женой, тоже бывшей заключенной Тоней.
Странно, что ни в одной из официальных биографий академика этот факт не упоминается. Осужденный в 1937 году и освобожденный в 1947-ом драматург Гани Абдулло смог вернуться в столицу только после реабилитации в 1955 году. Некоторое время он жил у Валамат-Заде, что было связано с известным репутационным риском для хозяина квартиры, потому что общество все еще побаивалось репрессий и сторонилось бывших зэков.
Был репрессирован и подвергался пыткам еще один житель дома – Калонтаров Якуб, лингвист, автор русско-таджикского словаря и отец академика И. Калонтарова.
Еще воспоминания из детства
В памяти запечатлелся 1954-й год, когда умер Садриддин Айни, и мы не могли пробраться на площадь около «Оперки», из-за невиданного количества народа, пришедшего проститься с устодом. А годом раньше умер Сталин, и наш дом был завешен огромным траурным красно-черным стягом – от крыши до самой земли.
Рядом с домом, там, где ныне поликлиника №3, располагалась военная часть, и мы любовались молодыми офицерами – вчерашними фронтовиками, выходившими на парад в парадной форме, с огромными саблями на боку.
По выходным, военные приглашали нас в расположение военной части на просмотр фильмов, куда мы ходили всем двором. Военные, как и наши отцы, были нашими героями, а излюбленной игрой во дворе была «войнушка», перед которой мы «матились» на две группы: «русских» и «немцев».
Семейное фото 1954 года
Военные парады были конные, они проводились тоже недалеко – на старой Красной площади (ныне – сквер Алишера Навои). Площадь перед театром и тогда была красивейшим местом в городе, и излюбленным местом прогулок горожан.
Летом, в фонтане, несмотря на строгие запреты, купалась детвора, расшибая в кровь коленки о скрытые в воде трубы.
Ходили мы и в сам в театр на детские спектакли. Помню, как переживали за Красную шапочку в одноименной опере.
Интернациональный по составу двор «Московского» жил дружно, старшие опекали, защищали и воспитывали младших. Наша соседка по лестничной площадке тетя Талла Бухаризаде (украинка) шила моим сестрам европейские платья, а моя мама – таджикские.
Ездили всем двором на «Комсомольское озеро», которое тогда было местом для пикников.
Помню, как один прекрасный день наш сосед по подъезду Романов А. В. пригнал во двор грузовик, набил кузов детворой, и повез нас всех на экскурсию в городской молочный завод, где он был директором. Объесться мороженым до отвала – такое не сразу забывается!
Можно без конца продолжать рассказ о жизни дома, но нам пора закругляться.
Вместо заключения
Как всякий советский город, таджикская столица пережила ряд архитектурных направлений, от конструктивизма довоенного Советского Союза с его строгостью, геометризмом и лаконичностью форм (пример: снесенные здания Главпочтамта, Здание Совнаркома, и др.), до симметричного неоклассицизма сталинской эпохи, прекрасным образчиком которого является пока еще целый, но нуждающийся в реставрации «Московский».
За ним последовали дома в духе советского («хрущевский») модернизма, лучшим примером коего была разрушаемая «Сказка», расположенная в самом сердце города. Архитектура каждого из перечисленных этапов была интересной по разным причинам.
Душанбе город молодой. Самое ценное в его архитектурной истории это наследие Сталинабада, а именно здания 1930-1950-х гг., которые составляют исторический центр города. Размеры этих зданий сопоставимы с размерами человека, а архитектура в целом отвечает его вкусам и потребностям.
Душанбинцы привыкли, чтобы из окна были видны деревья и доносилось пение птиц. Чтобы был двор, желательно с цветником или виноградной лозой, а также лавкой и катом-топчаном. Пришедшая же на смену советской современная архитектура, на мой взгляд, увлечена погоней за избыточным комфортом, гигантизмом и граничащей с безвкусицей роскошью.
Она эклектична и озабочена демонстрацией богатства и неограниченной власти элит. То есть чертами, противоположными умеренности, сдержанности и самоограничению, которые были ядром этоса архитектуры Таджикистана 20-го века.
