В XVI–XIX веках османский двор сохранял интерес к Центрально-Азиатскому региону, однако цели и средства султанской политики менялись со временем. С ослаблением Османской империи и усилением влияния России военное сотрудничество Стамбула с Центральной Азией сокращалось, уступая место дипломатическому и гуманитарному – последнее в наши дни стало ведущим интересом Анкары в регионе. Динамику контактов Стамбула с Центральной Азией проанализировал Александр Васильев – к. и. н., научный сотрудник отдела Центральной Азии, Кавказа и Урало-Поволжья Института востоковедения РАН, преподаватель Российско-Турецкого учебно-научного Центра РГГУ.
XVI–XVIII века: военные альянсы и «тимуридский синдром»
Отправной точкой связей государства Османов с Центральной Азией можно считать начало XV века – время противостояния Тимура и султана Баязида I, в котором последний потерпел сокрушительное поражение. На сотни лет османская элита сохранила недоверие к любым попыткам создать державу – наследницу империи Тимура. Центральноазиатские игроки были полезными союзниками в крупных геополитических конфликтах, однако во взаимоотношениях с ними Порта (османское правительство) больше заботилась о собственных интересах.
Так, в XVI веке Стамбул вел военно-политическое сотрудничество с Шейбанидами, претендовавшими на наследие Тимура. Узбекские ханы были удобными союзниками против иранских Сефевидов, были случаи поставок в Бухару турецких ружей и пушек. Иранцы угрожали интересам Стамбула попытками распространить шиизм в Анатолии. Кроме того, Турция стремилась установить контроль над торговыми путями, идущими через регион Каспия.
Однако турки не были заинтересованы в полном разгроме Ирана, возвышении Бухары в Центральной Азии и установлении ее контроля над Хорасаном. Кроме того, Шейбаниды конкурировали с османами за контроль над паломническими маршрутами к исламским святыням. В периоды турецко-иранского мира желание Бухары продолжать военные действия становилось дипломатической проблемой и, как правило, не поддерживалось Портой.
С конца XVI века военно-политические связи Стамбула с Центральной Азией ослабевают. После смерти шейбанидского правителя Аблаллаха в 1598 году в Бухаре начался династический кризис. Наследовавшие Шейбанидам Джаниды не смогли продолжить экспансию предшественников, а Стамбул перестал видеть в них геополитических конкурентов.
Османы также были вынуждены сократить экспансию: с XVIII века Порта перешла к стратегической обороне, отказавшись от стратегии нажима на Иран с востока и запада.
Новые правила игры диктовала и экономика. После Великих географических открытий угасло значение транзитно-караванной торговли в Азии. К началу XVII века приоритетом Бухары становится направление Север – Юг: торговые связи с Москвой и Индией заменили прежний турецкий маршрут.
Опасаясь влияния России, с конца XVII века Османская империя зондировала почву для союза с правителями Центральной Азии против северного соседа. После потери контроля над Крымом во второй половине XVIII века османская элита задумывается о наступательном антироссийском альянсе с Бухарой.
Такие проекты активизировались в момент кризиса русско-турецких отношений, однако не имели успеха. Бухарский эмират, со своей стороны, был заинтересован в расширении торговли с Россией и в ее поддержке при организации хаджа, а Петербург планировал получить через Бухару доступ в Индию.
XIX век: османский султан как региональный арбитр
В XIX веке в Центральной Азии окончательно оформились три центра силы – Бухарский эмират и Хивинское и Кокандское ханства. Османская империя традиционно опиралась на наиболее сильного игрока – Бухару. Однако в новых условиях контактов со Стамбулом искали все региональные акторы. Бухара, Хива и Коканд добивались от османского халифа – лидера всех мусульман – признания легитимности своих политических притязаний, конкурируя за благосклонность Стамбула.
Значимым фактором дипломатии стали культурно-религиозные связи. В Стамбуле появились суфийские текке (монастырские общины) из Центральной Азии – «узбекские», «бухарские», «кашгарские». Руководители текке могли влиять на османскую дипломатию – так, шейхи (суфийские лидеры) братства Накшбандийа были переводчиками и консультантами на дипломатических переговорах османов с правителями Центральной Азии. Зачастую они занимали пробухарскую позицию в ходе визитов – например, в случае жалоб посланников Хивы или Коканда на эмиров Бухары. Схожую политику вели бухарские улемы (авторитетные знатоки ислама), находившиеся при султанском дворе.
Так, в 1820 году хан Коканда Омар (1809–1822) просил султана Махмуда II (1808–1839) признать его своим наместником, но не добился цели из-за противодействия улемов из Бухары, считавших Коканд незаконно отделившимися владениями эмира. Лишь следующий хан Коканда Мухаммед Али (1822–1842) добился от Порты признания своей независимости. Эмир Бухары Насрулла (1827–1860), со своей стороны, в 1837 году просил султана одобрить боевые действия против Коканда и Хивы – бухарское посольство представило их как подавление мятежей, однако османские чиновники уже были осведомлены о подлинной ситуации в Центральной Азии.
В 1840–1850-х годах правители Бухары и Коканда продолжали вести длительные военные столкновения, в ходе которых пытались заручиться моральной поддержкой султана. Кроме того, с 1820 по 1868 год Коканд безуспешно просил султана прислать военных экспертов, металлургов и специалистов по горным промыслам.
В XIX веке Стамбул пытался играть роль миротворца в регионе, настаивая на единстве мусульманской общины и призывая местных правителей прекратить вражду.
Как правило, султанское правительство отказывало правителям Центральной Азии в военной помощи. Исключением стало кашгарское государство Джетишаар в Восточном Туркестане, основанное Якуб-беком и установившее активные контакты с османами в 1860–1870-х годах. Якуб-бек получил от Турции существенную военную, материальную и политическую поддержку.
Также османский двор заступался за европейцев, арестованных в Центральной Азии. Так, в 1841–1844 годах султан добивался от бухарского эмира помилования англичан Ч. Стоддарта и А. Конолли, а во второй половине XIX века заступился за задержанных в Бухаре итальянцев. В последнем случае освобождению помогли не османские посольства, а решительные действия России и генерал-губернатора Оренбурга А. П. Безака.
Фактор России: Стамбул сворачивает «политику» и продвигает «культуру»
Элиты Центральной Азии считали султана арбитром во взаимоотношениях с Россией, однако Порта, как правило, отказывалась выступать в такой роли из опасений осложнить взаимоотношения с Петербургом. Известно о четырех посольствах хивинских правителей в Стамбул – начиная с хана Аллакули (1825–1842). Все они направлялись в Порту в период русско-хивинских военных столкновений и просили о дипломатическом заступничестве султана.
Эмир Бухары Сейид Музаффар-эд-Дин (1860–1885), оказавшись в состоянии войны с Россией, попытался организовать против Петербурга альянс с участием Великобритании и Турции, однако не смог этого добиться. Потерпев поражение на поле боя, эмир попросил султана выступить посредником на мирных переговорах, продвигая идею превратить Бухару в буфер между российской и британской зоной влияния, но Стамбул отказал эмиру в поддержке.
После того как Кокандское ханство было упразднено, а Бухара и Хива стали российскими протекторатами, местные элиты потеряли право на самостоятельную внешнюю политику. Последний известный историкам факт дипломатической переписки между Стамбулом и Кокандом датируется 1868 годом, между Стамбулом и Бухарой – 1873-м. Однако на уровне личных контактов такие связи сохранялись до 1920-х годов. Так, в 1895 и 1899 годах в османские министерства поступали письма от частных лиц из Бухары.
После военных побед России Османская империя сохранила с Центральной Азией преимущественно культурно-гуманитарные контакты.
С правления султана Абдулазиза (1861–1876) Порта поддерживала улемов и шейхов, приезжавших из Туркестана в Османскую империю. Турция стала центром притяжения туркестанской интеллигенции и студентов.
Главным средством гуманитарного влияния Стамбула на мусульман – не только в России, но также во владениях Англии и Франции – вплоть до Первой мировой войны останется хадж. Заступаясь за интересы паломников, Порта стремилась заручиться симпатиями мусульманских общин в этих странах, видя в этом инструмент сдерживания европейской экспансии против Османской империи.
Так, султан Абдулхамид II (1876–1909) просил российскую администрацию поддерживать паломников. При этом с включением Бухары и других территорий в российскую транспортную сеть возможности совершения хаджа для жителей Центральной Азии и так существенно расширились.
